...Искусство — единственная серьезная вещь в мире, но художник — единственный человек в мире, никогда не бывающий серьезным. Оскар Уайльд
Видеть в жизни больше, чем бытие - идеал, красоту, небесный промысел - это одно составляет предмет Искусства
...Искусство, не имея никакой настоящей причины - может быть, есть самое очевидное доказательство бытия Бога. Мастер Каморки

2020/09/10

Татьяна Славина: «Надоели мне градозащитники с этой „мастерской-киллером“!»

славина татьяна андреевна — Яндекс: нашлось 3 млн результатовТатьяна Славина и еë продажная, бессовестная мастерская нанесли культурному наследию Петербурга непоправимый ущерб. И это никогда не будет забыто, не смотря на то, что она автор нескольких неплохих книг. Александр Кононов
...Я говорю об организованной травле замечательного ученого, который давал архитектору в руки более свободный творческий инструмент (а как иначе действовать в Историческом Центре С-Пб?). Но если заказчик затем "дожимал" архитектора, Градсовет проглатывал скользкие решения, прикрываясь искажённой трактовкой экспертного заключения, а пресса дружно спускала собак на принципиального академика, как это называть? К реальным ответственным почему-то никто не был в претензии (а там пацаны конкретные), зато пополоскать старушку - это у свободной журналистики вдруг прорезался такой обличительный тон, что держите меня семеро.  
Мастер Каморки 

В
сем, кто интересуется изменением облика Петербурга, Татьяну Славину представлять не надо. Масштабные сносы бывших памятников архитектуры заставили градозащитников придумать хлесткое определение для ее фирмы — «мастерская-киллер».
Корреспонденты «Канонера», побеседовавшие с историком, узнали, почему в ходе градозащитной кампании никто не спрашивал мнения Славиной, что побудило специалиста спасти в советское время Тихвин от тотального сноса и чем хороши жилые комплексы «Финансист», «Империал» и «Аврора».
— Сейчас существуют два основных взгляда на судьбу центра города. Согласно одному, город должен оставаться городом-музеем, чтобы новое строительство было заморожено. Согласно другому, город живой, а потому должен развиваться за счет сноса и нового строительства. Какая точка зрения близка вам?
— Конечно, город должен развиваться. Так было всегда, это естественно. Другое дело — в какой момент развития нужно остановиться. Остановиться нужно в тот момент, когда архитектурная среда достигает некоего высокого качества. Тогда ее следует сохранять. Хотя все равно частные изменения будут происходить.
— Кто должен определять, что застройка сформировалась и что она высокого качества?
— Есть так называемые открыточные виды Петербурга — панорамы и группы зданий, красота которых общепризнана. Их, безусловно, следует сохранять. Есть старые дома, их в городе сотни, они образуют ценную историческую среду (улицы или площади), их тоже следует охранять. Те здания, что особого исторического интереса не представляют, в принципе можно заменить. Вопрос будет в том, чтобы назначить соответствующие ограничения для реконструкции или замены. Это делают профессионалы-эксперты. Конечно, качество новой постройки быть достаточно хорошим.
— А кто тогда должен следить за «хорошей» новой архитектурой?
— В свое время очень успешно работал комитет по градостроительству и архитектуре. Там сурово следили за каждым проектом, многие заворачивали. Например, дом «Аврора» — напротив крейсера. Автор, архитектор Тимофей Петрович Садовский, раза четыре менял детали и силуэт проекта по рекомендациям совета, и в итоге получился вполне достойный дом. Он очень хорошо вписался в панораму Невы, мне он очень нравится. Чего не скажешь о «Монблане», этом безобразии. Кстати, до сих пор не знаю, кто же его автор и кто его согласовал.
Есть, впрочем, известный истории способ: плохую постройку можно снести. В свое время архитектор Захаров снес часть уже построенного Адмиралтейства, выходившую к Неве, потому что она заслонила Александру I вид на Горный институт. А еще раньше снесли Биржу, построенную Кваренги: любимый архитектор Екатерины Великой неудачно поставил здание. Потом Томон построил ту Биржу, которой мы гордимся. Была бы воля и вкус у руководителей города сейчас…
— Есть ли в самом центре Петербурга дом, который вам нравится и который в будущем может стать памятником архитектуры?
— Мне очень нравится центр «Опера» на Казанской улице. Архитектор Марк Альбертович Рейнберг тонко чувствует город и построил здание уместное, как говорится, на генетическом уровне. Намного лучше дома, стоящего на другой стороне Казанской — дореволюционного в стиле модерн.
— Этот торговый центр построен на том месте, где располагался доходный дом ведомства учреждений императрицы Марии XIX века.
— Это был скромный служебный флигель.
— Сейчас в Петербурге существует закон о зонах охраны. Его основной пункт — запрет сноса любых дореволюционных зданий, вообще любых. Насколько логичен, на ваш взгляд, такой закон?
— Попытаюсь подойти к ответу издалека. В свое время, 20 лет тому назад, я и Сергей Семенцов (сейчас он в ЛИСИ заведует кафедрой архитектурного и градостроительного наследия) придумали такое понятие — «предмет охраны». Потом мы разработали соответствующую методику, в конце 1990-х Явейн (Никита Явейн — экс-глава КГИОПа, а ныне руководитель «Студии-44». — Прим. ред.) методику утвердил, а в 2002 году понятие «предмет охраны» попало в федеральный закон. Так вот: предмет охраны — это то, что следует охранять во что бы то ни стало. А то, что не является предметом охраны, можно менять. Это основа моей позиции в отношении любого старого здания.
Из этого следует, что, например, в рядовых исторических зданиях, прошедших капитальный ремонт, должен охраняться только лицевой фасад (как часть улицы), возможно — габариты двора, старые лестницы. Планировка же квартир — плод нормативов хрущевской эпохи или более поздних. Предметы охраны устанавливает историко-культурная экспертиза.
— У архитектора Павла Никонова несколько иной взгляд на понятие «предмет охраны». По его словам, это те элементы здания, которые послужили основой для включения его в список памятников. Но сохранять нужно все здание целиком, считает он.
— В целом Павел прав. Но расхождение есть. В паспорт здания включаются именно предметы охраны, а менять остальное никто не запрещает.
— Чуть более пяти лет назад ваша мастерская гремела на весь Петербург, причем в крайне недоброжелательном тоне — под эпитетом мастерская-киллер. Поскольку после вашей историко-культурной экспертизы многие выявленные памятники снимались с охраны и отдавались на снос.
— Надоели они мне с этой «мастерской-киллером»! Это безобразие: в ходе кампании ни один «градозащитник» ко мне не обратился и не спросил — что такое историко-культурная экспертиза, как мы обосновали наши рекомендации (а это большая и сложная работа, включающая архивные и натурные исследования)?.. Я долго молчала, мне было противно. Обратилась я только к одному градозащитнику — Александру Николаевичу Сокурову, предложила: «Задайте мне вопросы». Дважды режиссер обещал позвонить, дважды не позвонил. Стыдно.
— И все-таки как вы сами можете объяснить появление такого словосочетания?
— Я утверждаю: вся деятельность градозащитников состоит в том, что они делают себе лицо недостойными способами. И карьеру.
Началось все лет тридцать назад. Ко мне пришли трое, интересовались охраной памятников: Алексей Ковалев, студент, Сергей Васильев (ныне помощник депутата закса Ковалева. — Прим. ред.) и еще замечательная женщина — к сожалению, запамятовала имя, руководитель группы «Мир» (эта группа занималась чистым, очень красивым делом — «руками» помогали памятникам, например, ездили в Екатерининский парк и очищали от мусора каналы). Я им рассказала все что смогла.
Ковалев сделал действительно великое дело — организовал защиту дома Дельвига. Это было прекрасно. Второе дело, которое он совершил, было сомнительным — защита «Англетера». Вместо того чтобы заменить старенький, скромненький и абсолютно не по месту стоящий дом, с помощью Ковалева и других товарищей его воссоздали. Если бы не революция, Лидваль достроить бы «Асторию» до Малой Морской (есть проект). Исаакиевская площадь заслуживает завершенности, а новый «Англетер» не соответствует ее столичному рангу.
Но — Ковалев попал во власть. Противостояние с ним началось на советах, в которых мы вместе состояли. Когда он ошибался, я по старой преподавательской привычке ставила ему прилюдно тройки с минусом. Ему это надоело, и он начал эту кампанию. Потом возник Кононов (Александр Кононов — зампред городского отделения ВООПИиК. — Прим. ред.), он и прилепил мне «платного убийцу».
— То есть исключительно личностные, а не профессиональные причины. Тогда другой вопрос: в чем идеология вашей мастерской?
— Профессионализм исследований, соблюдение закона. Говорили: «Славина разрешила снос». Ерунда. Каждый объект проходил экспертизу по методике, которая всеми специалистами признана. Каждая экспертиза обсуждалась на совете, у каждой было два рецензента, по каждой проводили голосование. Случалось, что нам делали замечания, мы их принимали. После этого КГИОП выносил решение о предметах охраны, о границах реконструкции, о том, считать объект памятником или не считать. Процедура сложная, но прозрачная и вполне ответственная.
— Пройдем по вашим объектам. В портфолио мастерской есть стадион имени Кирова, федеральный памятник, снесенный под новую арену для «Зенита».
— Это достойное сооружение уже не соответствовало новым требованиям проведения футбольных матчей. Да, оно заслуженно славится тем, что было сделано на грунтовом валу руками ленинградцев. Но от этого грунта осталась примерно половина, потому что для нужд стадиона в насыпь стали вгрызаться: устраивать туалеты, тренировочные, залы для команд. Холм был изрыт насквозь «кротовыми норами».
Мы составили перечень предметов охраны. Среди них были форма холма и архитектура входной зоны (лестницы и павильоны). Ваши читатели могут убедиться: и то, и другое сохранено. А то, что над холмом сделают «крышу», — ну надо.
— То есть было противоречие между охраной и возможностью современного использования?
— Это бывает довольно часто. Это жизнь.
— В свое время после вашей экспертизы часть Лопухинского сада, на которой находится водно-моторная станция, была выведена из-под охраны. А пару лет назад ВООПИиК и эксперт Мильчик провели свою экспертизу и вернули участок в границы сада. Можете прокомментировать эту ситуацию?
— С удовольствием. В 2004 году мы провели экспертизу по заказу RBI. Нужно было установить, имеет ли участок водно-моторной станции, который они купили, историко-культурную ценность или не имеет. Мы доказали совету по наследию, что не имеет. Участок был отрезан от сада в 1949 году, там разместилась станция ДОСААФ и строила то, что ей было нужно. Сейчас участок забит ангарами. От парка остались из ценных (старовозрастных) деревьев одна лиственница и четыре ивы, остальное — самосев.
Зачем этот кусок нужно было снова включать в границы сада? RBI судится. Прошло три или четыре суда. Я помогаю RBI грамотно сформулировать аргументы. В частности, я доказала, что экспертиза Михаила Исаевича Мильчика содержит недостоверные аргументы. А это законом запрещено.
— Для иллюстрации приведите примеры.
— В этой экспертизе говорится, что спорный участок всегда был частью Лопухинского сада, так как там была лодочная станция для посетителей. Это неправда: общественные лодочные станции были в других местах и давно утрачены, а пирс водно-моторной станции служил только спортсменам. Недостоверно и утверждение, что в 1986–1991 годах Лопухинский сад был тщательно отреставрирован, включая участок водной станции, по проекту Ленпроекта. Я нашла этот проект — участок водно-моторной станции он не затрагивал, то есть частью сада он не считался. Это и многое другое я рассказала на суде. Но ничто не помогло.
— Почему?
— Я уверена, что это политика. Популизм.
— То есть, на ваш взгляд, имеет место непрямое влияние на суд?
— Конечно. Но уместно вернуться к началу нашей беседы — как меняется город. Лопухинский сад первые два века своей истории был дальней периферией Петербурга; в XX веке эта территория вошла в границы центра. В 2006 году Аптекарскую набережную соединили с улицей Академика Павлова, и место соединения — а это как раз участок водно-моторной станции — оказалось важнейшей в градостроительном отношении точкой.
Построить здесь значимое здание, доминанту позволило бы очень украсить место, где от Большой Невки ответвляется Малая Невка. Как говорят профессионалы, улучшить пространственную организацию этой зоны. Так в свое время Каменноостровский дворец «организовал» восточный мыс Каменного острова, а Фондовая биржа — мыс Васильевского острова. Очень достойный проект такой доминанты уже разработан по заказу RBI (первоначальный проект, девятиэтажный параллелепипед, давно отвергнут).
— Еще два очень известных ваших объекта — жилой дом «Финансист» на площади Собчака и «Империал» на Московском проспекте. Сейчас оба уже готовы. Как вам? Действительно ли то влияние, которое они оказывают на окружение, допустимо?
— Монастырь, вообще-то говоря, должен стоять в открытом поле. Но Новодевичий монастырь оказался в плотной городской застройке. Фоном ему служат многоэтажные дома. И речь шла о том, чтобы один из этих домов заменить на лучший, что и было сделано «Империалом». Здание профессионально сделанное, достойное и элегантное.
— А «Финансист»? Вы же гуляли по Английской набережной после того, как его построили? Вас не пугает, как он и две примыкающие высотки торчат над застройкой?
— «Биржей» мы не занимались (кстати, верх здания сломали — за нарушения высотного регламента). «Финансист» мне не нравится по форме, по высоте все допустимо. Вот если бы там появился не параллелепипед, а купол или шпиль — почему бы нет? Кто сегодня оспорит появление в панораме правого берега Невы мечети или великокняжеской усыпальницы?
— Были ли случаи, когда вы меняли свою точку зрения об объекте? Мол, зря поставили дом под охрану или, наоборот, зря сняли?
— Нет. Я за все свои выводы отвечала и буду отвечать.
— Недавно было выдано разрешение на воссоздание дома Рогова на Загородном. На ваш взгляд, обоснован ли этот прием? Или если снесли старый дом, то нужно строить на его месте что-то новое?
— Дом Рогова вместе с соседним домом Дельвига, площадью и Владимирской церковью образуют ансамбль, приметную часть старого города. А потому воссоздать фасад дома Рогова — правильно. Сохранить же то, что там стояло, было абсолютно невозможно. Я верю эксперту-профессору Владимиру Михайловичу Улицкому, который доказал, что кладка дома разрушена. Дом был поврежден во время строительства наклонного хода метро, а затем его разрушали сотрясения от движения поездов метро и автомобилей по проспекту. Слава богу, что он сам не свалился на Загородный проспект.
— В вашей биографии есть очень интересный факт: вам в советское время фактически удалось спасти от сноса исторический центр Тихвина. Можете рассказать, во-первых, почему вступились за Тихвин, и во-вторых, каким он мог стать?
— Я двадцать лет проработала в областном Обществе охраны памятников. Тогда общество было серьезной организацией. Сами посудите: в советское время все предприятия какой-то процент отчисляли в это общество. Были средства — были исследовательские экспедиции, создавался архив. Эксперты (на общественных началах!) рассматривали проекты зон охраны и проекты реставрации.
В 1970 году к нам обратился замечательный архитектор-реставратор Евгений Павлович Варакин (он тогда работал в Тихвине) с письмом, в котором сообщил, что сносят старый деревянный Тихвин. А город — исторический, знаменит не только монастырями, но и рядовой застройкой. Мы приехали туда в снежную зиму. Идем по улицам: красивые деревянные дома, в окошках огни — потрясающе... И вся эта часть Тихвина, кроме одной улицы, была назначена на снос — для местного завода «Трансмаш» там должны были построить многоэтажный микрорайон. Проект уже был утвержден, и деньги выделили. Как говорилось тогда, согласовали титул.
— То есть дома стояли, грубо говоря, последние месяцы, и их могли начать сносить?
— Да. Прошло бы еще три месяца или полгода, и пошел бы тотальный снос. Понимая это, мы быстро за средства ЛООВООПИК сделали экспертизу этой части города и доказали, что потерять ее было бы просто бездарно.
А дальше началась совершенная фантастика. Начальник города сам решать не стал, обратился к Льву Алексеевичу Койколайнену, председателю плановой комиссии Леноблисполкома, тот прилетел на самолете в Тихвин. Провели совет, я докладывала — и убедила. Поверили! И отменили титул! Заказали большой проект охранных зон всего Тихвина.
— И построили жилые дома за пределами центра.
— Построили там, где можно было строить.
— А что сейчас с центром?
— Последние 20 лет я там уже не была и не хочу ехать. Говорят, многое снесли, сгорел великолепный дом 29 по Новгородской улице. Нужно было такие дома выкупать у частных владельцев, а на это денег не было.
Так что не спасла… Есть и хорошее: открыты Большой Успенский монастырь и заброшенные городские храмы, растет число паломников; если бы сохранить и привести в достойное состояние старую рядовую застройку, Тихвин мог бы стать жемчужиной среди исторических городов северо-запада России.

СПЕЦИАЛЬНАЯ ПУБЛИКАЦИЯ

Отец Андрей Ткачёв о Владимире Путине - божий человек на своем месте

...Без раболепства и чинопоклонства. Здравый и трезвый поп о государе и текущем моменте.    Мастер Каморки